Лека же наслаждалась вкусом замечательнейшего кофе. Скорее всего, так удивительно и совершенно неожиданно проведенный вечер, просто преобразовывал все что окружало Леку и все что происходило с ней во что-то невероятно и необычайно прекрасное.
И то, к чему так стремилась Лека – не пропустить ни одной песни из альбома, что был записан на магнитофонную ленту воплощалось в жизнь. Звук музыки заполнял собой комнату. Хотя Лека отдавала себе отчет в том, что это вероятнее всего ее личное восприятие. И для кого-то другого все что происходит сейчас интерпретируется совершенно по- другому.
— Лека, как тебе кассета, вдруг резко и неожиданно задала вопрос Инга.
-Ты знаешь, звучание на концерте и здесь понятно настолько отличается друг от друга как небо от земли — ответила Лека. Но вот что замечательно в таком прослушивании песен, в тихой, спокойной атмосфере, так это то, что смысл текстов становится намного более доступным для восприятия и понимания.
Лека поднялась со своего места и подошла поближе к тумбочке, на которой находился магнитофон. В следующее мгновение она решила, что лучше всего будет расположиться прямо вот здесь, на полу и сидя поближе к этому миниатюрному динамику услышать все то, что во время концерта было по-другому.
Одна из песен для Леки стала открытием. Именно несколько часов тому назад она услышала ее, и она врезалась ей в память и сердце.
Не стреляй в воробьев,
Не стреляй в голубей,
Не стреляй просто так из рогатки своей
Эй, малыш, не стреляй и не хвастай другим,
Что без промаха бьешь по мишеням живым.
Ты все тиры излазил, народ удивлял
Как отличный стрелок призы получал
Бил с улыбкой, не целясь навскидку и влет.
А кругом говорили: «Вот парню везет!»
Не стреляй! Не стреляй!
Не стреляй! Не стреляй!
И случилось однажды, о чем так мечтал –
Он в горящую точку планеты попал,
А когда наконец-то вернулся домой
Он свой старенький тир обходил стороной.
И когда кто-нибудь вспоминал о войне,
Он топил свою совесть в тяжелом вине.
Перед ним, как живой, тот парнишка стоял,
Тот, который его об одном умолял:
Не стреляй! Не стреляй!
Не стреляй! Не стреляй!
Инга внимательно вслушивалась в слова песни. Удивительные слова. Хотя это только ее личное и сугубое мнение. Что они означали для нее раньше и что они обозначают для нее теперь.
Снова война. Снова и снова. Для нее эти слова означали и ее личную войну. Ту, которая шла в глубине ее сердца. Снова она переживала внутреннюю войну. Тот бой, в котором погибла часть ее самой. Часть ее сердца, часть ее души. К кому может обратиться тот, кто ищет вопрос на ответ: «За что?», « Почему?». Почему те близкие и родные люди, что так дороги нам уходят навсегда и безвозвратно? Почему они должны оставлять нас, а мы их.
«Блаженны милостивии, яко тии помилованы будут»
«Блажены миротворцы, яко тии сынове Божиими назовуться»
Снова она понимала, что ответы на ее вопросы могут быть найдены только у изначального Бога. Тот, который ведает всеми судьбами. В чьих руках Промысел обо всех судьбах человеческих. Тот, который разрешает злу делать свое дело до определенного времени, чтобы затем воздать каждому по его делам. К чему ты обращал себя, свое Я, свою душу и тело, зная о том, что есть добро, а что – зло. И вот сейчас она понимала, что прав апостол Павел. «Наказание за грех – смерть».
Вместе со смертью любимого человека умерла и часть ее души, часть ее самой. А по сути ведь это же грех убил Алексея, а значит …
Мы разделяем участь тех, кого любим. Каковой бы она ни была. И если не сумел спасти от гибели, то сохранить память о человеке возможно. Навсегда. В своем сердце. В своих делах. Пронизывая каждое мгновение своей жизни мыслью об этом человеке.
Лека не могла оторвать взгляда от Инги. От ее глаз. Взгляд человека, находящегося напротив – застыл. Остановился. Лека могла понять то, что происходило с Ингой как глубочайшее погружение во внутренний мир. И вероятнее всего, то, что переживала сейчас Инга, являлось необычайной болью.
Для того, чтобы почувствовать другого человека необходимо обладать способностью понять его и принять его. Способностью к сопереживанию. И переживание своей личной боли дает ключ к пониманию боли другого человека. Намного позднее Лека узнает, что такое чувство и качество личности называется эмпатией.
А что для Леки было источником ее внутренней и бесконечной боли. Это ее приступы. Вечное движение от аноректического полюса к булимическому. И стремление к идеалу. Состояние когда кости выпирающей ключицы приносят ни с чем несравнимое эстетическое наслаждение. И попытки достигнуть такого состояния не прекращаются, не смотря на осознание того, что очищение приводит к разрушению собственного организма. А достигнуть состояния изящества и хрупкости фарфоровой статуэтки для нее было просто невозможным. Потому что природа решила, что она должна выглядеть иначе. И вложила это в ее код ДНК. И этот вечный протест против того, что решила природа, против наследственности приводил к неумолимому приближению к чему-то неотвратимому. Может быть, сейчас Лека и не отдает полностью осознанный отчет в том, к чему она стремится.