Глава 7. Десять лет спустя…

— А есть еще и такие патриоты, которые начинают соображать дальше. Под чьим влиянием президент говорит такие (извините за откровенность) сверхциничные слова. И что дальше скрывается за ними.

— Я так догадываюсь, что это будут финансово заинтересованные круги, чьи интересы представлены в Конгрессе.

— Так вот если разбираться глубже, то становится понятно, что они подконтрольны каким-то другим, более крупным структурам, транснациональным. И вот тут начинается самое интересное. Когда такой патриот начинает в этом разбираться, то сталкивается с гипотезой заговора. А поскольку таких теорий и гипотез разработано великое множество, то постепенно человеком овладевает чувство напряженности, страха, одиночества, перенапряжения, а затем апатии. Как следствие этого американец не способен ни распознать, ни тем более противостоять социальным, моральным, экономическим и политическим изменениям, которые он считает недопустимыми.

— Да уж. Серьезно.

— А хочешь историческую ремарку?

— Давай.

— Только она еще и финансово-экономическая, если тебя это не напрягает.

— Знаешь, я уже ничему не удивляюсь.

— Так вот. В 1827 году была проведена в жизнь реформа законодательства о денежных знаках и монетном дворе. Специально и преднамеренно название этого документа было каким-то безобидным. А на самом деле цель этого документа была в том, чтобы разрешить обращение не только серебряных, но и любых денежных знаков и монет и таким образом дать банкирам неограниченную власть над кредитом американской нации. Хотя изначально в Конституции США банкиры ясно и четко лишались этой власти.

Таким образом, сенатор Джон Шерман предал американскую нацию в руки международных банкиров. Предположительно считается, что Шерман проталкивал билль, даже не поинтересовавшись как следует его содержанием.

Татьяна, не отводя взгляда, смотрела на Павла. И пыталась что- нибудь сообразить по этому поводу.

— Ну да. Напечатать деньги на бумаге намного проще, чем действительно и на самом деле обеспечить их реальную ценность как драгоценного банковского металла.

После этих слов она обратила свое внимание на то, что происходит за окном. Постепенно сумерки сгущались, напоминая ей о том, что время бежит с неумолимой скоростью.

Где-то отголоском о том, что есть такое понятие, как нравственные ценности в ее голове возник вопрос:

— А является ли такое понятие как духовность для политиков и других государственных деятелей вообще чем-то смыслообразующим?

— Для человечества вообще характерно религиозно-нравственная потребность. Возьми любые времена, любые цивилизации и народности. Именно поэтому и существуют современные религии в мире – христианство, ислам, иудаизм. А политики – люди земные – поэтому и духовность для них как и для всех Homo Sapiens вполне характерна.

Татьяна внимательно смотрела на Павла. Что-то вдруг шевельнулось в глубине ее души, в ее памяти.

— Только ты раньше был марсианином. И вот, заметь, снова и снова мы возвращаемся к Эрику Берну и его книгам. Марсиане…

— А кто утверждает, что я перестал им быть? И на чем он основывается, когда утверждает это?

И между прочим, как марсианин я бесконечно благодарен Инге. И что удивительно, ведь до того как я встретил тебя, я знал ее около года. Но за все то время пока я с ней общался, я даже не подозревал, что она глубоко религиозный человек. Но не просто верующий, слепо следующий всем догматам, а размышляющий, ищущий. Знаешь, какое влияние она тогда оказала на мое развитие?

Для меня это был первоначальный толчок в контексте поиска истоков духовности в христианстве. Ведь штаты изначально тоже были достаточно религиозным государством. Только они всегда больше тяготели к протестантизму.

От нее же я впервые узнал о Тавистокском университете. Уже позже, когда я стал интересоваться этой темой более глубже, я понял каково влияние на американское общество новых психотехнологий. И как происходит управление именно на этом уровне всем американским обществом. Так что Инга – когда-то вообще для меня была «ТОЧКОЙ ОТСЧЕТА». Это было для меня – началом.

Кстати, ты прочитала Бэрна?

— Нет. Слишком долго было больно после того, как ты ушел. И это было бы садомазохизмом – вспоминать о тебе… Даже читая Бэрна.

— Да, ты почти марсианка. Честно говоря, я предполагал, что ты не станешь вообще со мной разговаривать, когда увидел тебя там, среди телефонов и ноутбуков.

— Ничего, пережила тогда…. А помнишь ДДТ… Концерт…« Я получил эту роль, мне выпал счастливый билет». Как там Юрий Шевчук пел:

«В темноте наступает совсем одинокая ночь,

Лезут мысли о третьем конце и уже не до сна…

Но на следующий вечер приводим мы ту, что не прочь,

И тихонько, сползая с постели, отступает война»

Если бы не Лека, я вообще не знаю, как бы я тогда выдержала.