Лека вздохнула, но сказать, что при этом она была расстроена – скорее всего, сказать было нельзя. Припоминая красивый афоризм по этому поводу можно было процитировать, что «печаль моя светла». Да, собственно говоря, и печали не было. Спокойное уравновешенное радостное состояние. Светлое. И хорошее.
— Ладно. Для меня сейчас побыть одной – исключительно и совершенно оптимальное состояние. И собственно говоря, постепенно я склоняюсь к тому мнению, что это наверное будет и самое — приемлемое для меня состояние.
— Знаешь, Лека, — поднимаясь со скамейки, обратилась к ней Татьяна, — совсем недавно я читала, что одиночество – это необходимое условие для самоактуализирующейся личности. Поэтому я нисколько не удивлена, услышав от тебя такое заявление.
Лека провела Татьяну до ее маршрутки и вскоре Татьяна задорно помахивала рукой Леке из окна, уносящей ее вдаль маршрутки. Переходя на другую сторону улицы и уже передвигаясь с достаточно большой скоростью в направлении того автотранспортного средства, которое доставит ее домой, Лека думала о произошедшем сегодня. И о том, насколько прекрасной была сегодня служба в Благовещенском храме. Насколько глубоко проникли в ее сознание слова проповеди митрополита Иринея об этом чистом и светлом празднике Благовещения и том, что это – праздник, когда Архангел Гавриил принес невероятнейшее известие Пречистой Богородице. И о том, насколько велика сила Любви Бога ко всему человечеству. И к каждому человеку…
3.
— Здравствуйте. Добрый день.
— Ого, насколько официальный у нас сегодня прием. Хорошо, что хоть улыбаешься.
— Собственно говоря, это иногда единственный выход из той ситуации, в которой я оказываюсь…
— Я так понимаю, Лека, что что-то произошло.
— Таки произошло, Олег Валентинович. Я так стараюсь изо всех сил адаптироваться в обществе, стараюсь контролировать свои проявления… Вернее сказать, ЕГО проявления. Но иногда это бывает неконтролируемо.
— Что же произошло с тобой.
— Был День Рождения у друзей… Я не знаю, даже как об этом начать говорить…, — Лека вздохнула и наконец-то присела в стоящий рядом с ней стул, — и я не удержалась…
— В каком смысле не удержалась??
— В смысле того, что я рассказала свое любимое стихотворение… Владимира Семеновича Высоцкого.
— Неужели ты плохо декламировала это стихотворение? – с легкой улыбкой на лице спросил Олег Валентинович, — или память отказала и ты забыла слова. Или может, ты упала с постамента, на который взобралась, когда рассказывала стих. То есть – со стульчика.
— У Вас сегодня чувство юмора едкое. Это даже не юмор – это сарказм и ирония, как говорил один мой хороший знакомый. Теперь даже не знаю, стоит ли мне продолжать с вами этот разговор.
— Ну, раз ты уже здесь, в этом кабинете, напрягись и расскажи. Может быть, мне все -таки будет дано понять сегодня твое настроение.
— Я просто расскажу это…. Я знаю…. Когда я буду произносить эти слова, мне уже станет намного легче.
Песня плагиатора
Я сейчас взорвусь, как триста тонн тротила, —
Во мне заряд нетворческого зла.
Меня сегодня муза посетила,
Посетила, так, немного посидела и ушла.
У ней имелись веские причины,
Я не имею права на нытье.
Представьте, Муза ночью у мужчины!
Бог весть, что люди скажут про нее.
И все же мне досадно одиноко,
Ведь эта муза, люди подтвердят,
Засиживалась сутками у Блока,
У Бальмонта жила не выходя.
Я бросился к столу — весь нетерпенье,
Но…Господи, помилуй и спаси!
Она ушла, исчезло вдохновенье
И три рубля, должно быть, на такси…
Лека умолкла. Она наклонила голову каким-то странным движением – вниз и чуть вправо. Тяжелый вздох закончил ее монолог словами Владимира Семеновича.
— Замечательное произведение. И собственно говоря, особой проблемы я не обнаружил. Вполне сносное декламирование.
— Это сейчас так. Потому что вы спокойно относитесь ко мне и моим особенностям. А тогда это было совершенно по-другому…. Когда я рассказывала, то ужасное волнение просто невероятно овладело мной. И ничего, и никто не имел значения для меня в тот миг, когда мною произносились эти слова…. А ведь я рассказывала это стихотворение для близких и знакомых людей…. Но я даже не воспринимала взгляда обращенных на тот момент ко мне глаз. И когда эти слова были произносимы мною, неимоверная внутренняя дрожь охватила меня, так словно я выворачиваюсь наизнанку. И слова Владимира Семеновича Высоцкого были для меня именно тем, что передавало мое внутреннее состояние.
Когда стихотворение было рассказано до конца, многие как-то странно на это отреагировали. Некоторые опустили глаза, другие просто как-бы невзначай отвернулись.