— Да, она тогда уже молилась…
— И вот в Евангелие много было написано о нестяжательности Христа. Особенно меня поразил фрагмент когда он в Вербное Воскресение входил в Иерусалим. Только там описано, что он шел не своими ногами. И что народ устилал его путь пальмовыми ветвями…
И с тех самых пор ты решил заработать на машину…
— Да нет же, я не об этом тебе говорю. Я – о вере. Обладая столькими возможностями он не воспользовался ни единой из них.
— Воистину Христос – сын Божий.
— И тогда я понял, что Христос делал все в своей жизни только ради отца своего небесного.
— То есть ради Бога?
— Вот именно. Ничего для себя не делал. Только для других и во славу Божию. … Но понять – это еще не стать таким же.
— И ты остался сам собой.
— Но я знаю, для кого я буду делать все в этой жизни. Для тебя и ради тебя.
Татьяна молчала. Вероятно о том , чем стал для нее нынешний праздник Входа Господня в Иерусалим.
— А я знаю только одно. Люди, которые встречали Христа с радостью и восхвалениями кричали потом – распни его распни. Я часто и много задумываюсь над человеческой сущностью и человеческим естеством. Если у человека в жизни все складывается все так как ему надо – все хорошо. И Бог – правильный и хороший. И стоит жизни повернуть в другую сторону, чуть отойти от намеченных планов – все плохо, окружающие – плохие.
Если ты сын Божий сойди с креста. Спаси себя сам. Кричали. Издевались. А он терпел. Молился о распинающих его и продолжал терпеть. Ибо так было надо. Такова была воля отца его небесного. Только так можно было спасти всех тех, кто веровал в Бога Отца. Тех, кто имел истинную веру. И для меня тот момент, когда Христос молился в Гефсиманском саду неимоверно важен. Ведь у него был выбор. В принципе он мог отказаться от мук и казни крестной. Но выполнил волю Отца Небесного. И то чему он учил народ израилев в нагорной проповеди, в своей молитве «Отче наш»: «И да будет воля твоя яко на небеси и на земли». И это означает, что каждым мгновением своей жизни он подтверждал истинность слов своих.
Павел стоял и смотрел на стены Спасо-Преображенского Собора. На красоту и величественность здания этого. Татьяна была с ним рядом и все еще продолжала переживать все те слова, которые только что произнесла.
Павел отвел взгляд от фасада здания и внимательно посмотрел на Татьяну.
— Давай все таки вернемся сейчас к тому вопросу о храме в котором должно пройти наше с тобой венчание.
Татьяна тихо и по-доброму улыбнулась Павлу, излучая тепло и счастье.
— Таки вернемся….
— Ты не против если это будет небольшой больничный храм.
— А почему именно больничный? – с легким недоумением спросила Павла Татьяна.
— Это снова — таки связано с моим личным отношением к вере. Дело в том, что там, где боль и страдание – там место состраданию, жертвенности, любви.
Достоевский в свое время говорил об этом: «Страдание рождает любовь и веру». И когда я нахожусь в этом маленьком храме, я понимаю, что молитва Иова, который лежал в болезни и нищете, но не отрекся от Бога, а напротив – благодарил Его и молился словами: «Буди имя благословенно отныне и до века» — это и есть истинное доказательство любви к Богу.
— Такая преданность в любви к Богу – воистину велика.
— Это и есть Настоящая Любовь.
— Паша, это Любовь Святая. Чистая и светлая. Любовь, которая не ищет выгоду для себя. Но только обретает себя в Боге. Это – дело святых.
Павел молчал. Вероятно, последние слова Татьяны для него означали совсем немало. Немного поразмыслив о том как лучше сказать, он продолжил:
— Если ты действительно понимаешь меня, то я считаю, что большего говорить уже и не надо.
Татьяна смотрела на Павла. На то, как он поднял голову и рассматривал уже опускающееся к линии горизонта Солнце.
— Так что же это за храм, — тихим и спокойным голосом спросила Татьяна.
— Это храм в честь мучеников и бессеребренников Косьмы и Дамиана в областной клинической больнице имени Ильи Мечникова.
— Это твой храм?
— Я там исповедываюсь и причащаюсь. Правда, это происходит крайне редко. Но отец Георгий и отец Сергий, несмотря на это относятся ко мне тепло и по-человечески.
— Так и мне надо теперь будет ходить в этот храм? – чуть удивленно спросила Татьяна.
— Но обычно у тех, кто готовится к Таинству Венчания, да и потом – у мужа и жены — всегда должен быть один батюшка. Но это если – идеально. И если я не ошибаюсь.
— Errare humanum est – ответила на это Татьяна.
— Знаю, знаю. Это твоя любимая латынь – человеку свойственно ошибаться, — улыбнулся Павел.