Татьяна взглянула на Павла и произнесла:
— По-моему наш разговор неуклонно смещается в сторону мистицизма. Совсем недавно мы уже об этом начинали говорить,- тихим, но уверенным голосом заключила Татьяна.
Затем, как бы внезапно вспомнив что-то интересное, она улыбнулась и сказала:
— Я вспоминаю Джимма Мориссона и его группу «DOORS…
Лека, словно не расслышав переполненного лирическими нотами комментария, продолжала:
— Знаешь Инга, я недавно вспомнила, что мы касались темы духовных сущностей и оккультизма еще много лет тому назад, когда едва только познакомились. И мне кажется, что это было накануне того единственного концерта, на котором мы были все вместе. Тогда ты рассказывала мне об оккультных основах влияния.
Инга спокойно пожала плечами и, ненадолго задумавшись, ответила:
— Тогда я знала об этом теоретически, молитвенное правило я тогда еще не выполняла… По-крайней мере так, как сейчас…
Павел всем своим видом, но совершенно не специально, показал, что эти воспоминания сейчас оживают и где-то в глубинах его памяти.
Но предаваться печали было совершенно не в его характере, поэтому он достаточно бодрым голосом продолжил:
— То, что касается духовных переживаний, в свое время сильно интересовало меня. После того, как наше общение с тобой прервалось, — обратился уже непосредственно он к Инге, — я серьезно задумался о Евангелие, о Православных традициях. Но меня отталкивал от него вопрос о том, куда человек попадает после смерти — в ад или в рай. Если человек при жизни творил добро, искал духовность и истину – почему он должен оказаться в аду? Только лишь потому, что не бил поклоны в церкви? Потому, что не молился на церковно-славянском языке?
По той легкой раздражительности, с какой Павел говорил обо всем этом, Татьяна пришла к выводу, что для него этот вопрос и сейчас очень важен. И это каким-то образом сделало ее ближе к нему.
Тем временем Павел продолжал:
— И почему посмертное состояние души – это навсегда. Не было шанса на исправление и прощение. И эта обреченность – она отталкивала меня… И еще – это постоянное смирение. Когда ты обязан свое «Я», свою личность уничижать. А это никак не способствует хоть какой-нибудь успешной жизни в обществе.
Нищета Евангельская меня отталкивала…
Лека внимательно вслушивалась в слова Павла. Они отзывались глубоко внутри нее созвучием и пониманием.
— В этом отношении индуизм для меня оказался более привлекательным, — продолжил Павел.- В христианстве основой падения человека является нарушение веления Бога не брать плода с древа познания Добра и Зла. И после этого, каждый новорожденный человек – уже был грешником, согласно утверждению о первородном грехе.
В индуизме человек – божественен. Это первородное право человека в индуизме. Догмат о первородном грехе в христианстве заменяется «первородной божественностью». И это было замечательно, это нравилось мне.
Ад в системе верований индуизма – только временное состояние души, навлеченное нашей негативной кармой. Это означает – нашими действиями в прошедшем. Или же в этой жизни. И понятно было, что конечная причина не могла иметь бесконечных последствий.
Тем более мне нравился прагматизм этой религии. Вся философия индуизма построена на практических религиозных конструкциях, которые ученик получает от своего гуру. Причем, ничто не должно быть принято на веру. Ученик должен сам убедиться в истинности этой религии посредством практических упражнений. Существует громадное количество эзотерических знаний и надобности в вере не надо.
Когда ученик пробует – у него получается, он приходит к выводу, что система верна, значит – доброкачественна.
Однако, к духовным опытам я не стремился. Мне было достаточно того, что я нашел ответы на свои вопросы.
Инга тем временем поднялась из-за стола и отнесла тарелку в мойку. Она повернула кран горячей воды и быстро вымыла свою тарелку. Затем она налила в чайник воды и включила газ.
Не отходя от плиты, Инга продолжила:
— Я могу сказать по поводу твоего осторожного отношения к духовным опытам только одно: Слава Богу! То, что мне известно о таких опытах – только лишь заставляет быть осторожным. По-сути, это психические наваждения. И если никого не испугает такое слово, то я скажу – дьявольские. В православных преданиях это называется прелестью. Это состояние от простой иллюзии и обмана до настоящей одержимости. При этом общим результатом является раздувание гордыни. Ощущение собственной значительности – это та награда, которая при этом приходит к человеку за все его аскетические подвиги, лишения и страдания.
В трудах подвижников я как-то нашла ответ на вопрос, что помогает разобраться в духовных переживаниях и ведениях.
Один монах спросил Святого Григория Синаита, что делать когда бес принимает вид Ангела света и приходит к человеку. Святой отвечал: для этого человеку нужна большая рассудительность, чтобы распознавать различие добра и зла. Не увлекайся легкомысленно тем, что представляется. Всегда должен испытывать и рассматривать, а потом верить. Действие благодати явно. И бес, хотя преобразуется, подавать их не может: ни кротости, ни приветливости, ни смирения, ни ненавидения мира, ни пресечения похоти и страсти. Именно это и есть действия благодати. Бесовские же проявления — это надмение, высокоумие, устрашение и всякое зло. Если душа имеет рассуждение, умным чувством может распознать дары Духа Святого и действие сатаны»/
Татьяна удивленно смотрела на Ингу. Так словно все, что только что было сказано – совершенно что-то для нее необычное. А может быть даже – пугающее. Потом тихим голосом она спросила:
— А откуда мы знаем, что все эти проявления – это норма.
— Да вот в том-то все и дело, что в наше время многие позволяют себе входить в общение с падшими духами посредством спиритизма. Духи могут являться в виде светлых ангелов, обманывать всякими сказками, перемешивая правду с ложью – всегда причиняют крайнее душевное и даже умственное расстройство, — ответила ей на это Инга.