Лека подошла к столу, взяла в руки уже чуть остывшую чашку с чаем.
Зачем он начал говорить об этом? Зачем поднимать и бередить в душе все то, что не имеет права на существование. Действительно ли это психотерапевтическое вмешательство или же…. Или же та, никому не нужная надежда, имеет смысл…. Имеет право быть…
И вообще, возможно ли то, что Лека вообще когда-то сможет найти того, кто примет ее истинную сущность… Чудовище…
И кто сможет принять такое…
Нечто среднего рода…
Лека тяжело вздохнула, допила чай, быстро сполоснула чашку и поставила ее в шкафчик.
После этого она переоделась и отправилась в спальню, где уткнувшись носом в подушку тихо начала плакать.
Минут десять Лека просто тихо лила слезы. Потом протянула руку к ночнику и выключила свет.
Уже засыпая, Лека где-то глубоко в сердце снова ощутила робкую надежду… Тонкую, призрачную…
Но – надежду…
Настало раннее субботнее утро и Лека, проснувшись, посмотрела на противоположную стену своей комнаты. Там находилась репродукция картины Айвазовского «Девятый вал». Эту картину когда-то давным-давно подарила ей на День Рождения Татьяна еще в те далекие студенческие годы, когда они только знакомились с этим удивительным и жестоким миром, который до сих пор проверял их на прочность. Но поскольку Лека всегда знала, что она относится к категории тех, кто часто сталкивается с жизненными испытаниями, то эта картина всегда была для нее источником надежды. Надежды на то, что даже после жесточайшей бури, возможно будет увидеть в небе проблески солнечных лучей.
Она быстро поднялась и направилась в ванную комнату, где занялась приемом водных процедур. А затем, быстро перекусив, одевшись, достала книгу по терапии пищевого поведения и посмотрела главу, посвященную техникам нейролингвистического программирования.
Как то после поездки в город к Олегу Валентиновичу, Лека зашла в книжный магазин и нашла там эту чудеснейшую книгу, которая была для нее чем-то всегда подтверждающим ее правоту в доверии к Человеку, Который Находился По Ту Сторону Рабочего Стола.
Весь оставшийся в ее распоряжении выходной субботний день она провела в задумчивом выполнении обычных домашних дел, а ближе к вечеру она все — таки собралась духом и вышла на улицу, чтобы хоть немного пройтись по городским улочкам и отвлечься от тех мыслей и ощущений, которые постепенно полностью стали охватывать ее сознание.
В назначенное время, ровно в семь вечера Лека зашла в кабинет Олега Валентиновича. Как всегда пунктуально и без опозданий. Впрочем, это было для Леки точно и незыблемо – точность вежливость королей.
Лека позволила себе немного порадоваться прошедшему дню, несмотря на ужасно проведенный вечер накануне. И теперь легкая улыбка касалась ее губ и уголков глаз. Внутренне Лека уже была готова осудить себя за это и где-то очень глубоко стала снова ощущать смутную тревогу.
Олег Валентинович, указывая на стул рукой предложил Леке присесть.
С достаточно серьезным видом он поинтересовался, как прошел день.
Лека, склоняя лицо вниз, ответила, что в принципе – неплохо.
Человек, Находящийся По Ту Сторону Рабочего Стола тем временем начал объяснять особенности этой техники. Она сначала внимательно слушала его и смотрела в его глаза, пытаясь сосредоточиться на работе. Но постепенно Лека начала погружаться в свои мысли и ощущения, которые отчаянно сейчас нахлынули на нее. Она чувствовала как надежда на взаимное чувство, которая оставила ее много-много лет тому назад и вновь затеплилась в ней, начиная со вчерашнего вечера, постепенно сменяются болью. Невыносимой мучительной болью, которая медленно начинала раздирать сердце. Она смотрела на него, она слушала его, пытаясь отключиться от этих чувств и пытаясь, в тоже время, включиться в работу. Она пыталась в своем сознании перекрыть одно изображение, то которое заставляло ее снова и снова срываться после недель выдержки в норме энергопотребления, другим, которое давало ей силы держаться в те минуты, когда чувство голода становилось просто невыносимым. Но постепенно откуда-то из глубины души поднималось что-то черное и страшное.
Олег Валентинович продолжал и работу с техникой «Взмах» и одновременно отслеживал реакцию Леки. Явно, что с человеком было что-то не так, словно человек был не в себе. Взгляд, находящейся напротив него Леки, можно было назвать только одним словом: «Застыл». Она находилась напротив него в совершенно неподвижном состоянии. Словно смотрела внимательно, но в то же время было отчетливо ясно, что она уже ничего не воспринимает. Взгляд полностью был обращен внутрь, в глубины себя. Расширенными остановившимися зрачками она смотрела на него, но уже ничего не видела. Было видно, как блестят глаза от слез, которые были уже готовы срываться и падать вниз на рабочий стол, который разделял их.